Моим первым порывом было немедленное «нет!».
Как бы ни провинилась убивица, но отдать ее норегу – это слишком. Я ему даже наглеца Ньёрда Фритхофсона не захотел отдать, а тут – женщина.
Однако я сумел сдержаться. Вспомнил кое-что. Я должен Гагаре. Я обещал ему награду. Он ее потребовал. И я – должен.
Вспомнилось, как несколько лет назад Хальфдан Рагнарсон тоже обещал мне кое-что. Девку на выбор. И я выбрал. И Хальфдан отдал мне ее. Рискуя поссориться с одним из своих лучших и верных людей, Торгильсом-хёвдингом. Потому что слово вождя – дороже золота.
Цена же моего слова – верность тех, кто идет за мной.
Как бы мне ни было жаль несчастную, но я не могу сказать «нет».
– Бери! – разрешил я.
Гуннар подошел к женщине:
– Говоришь по-нашему? – спросил он.
– Да… – чуть слышно пробормотала рабыня.
– Тогда иди за мной.
Повернулся и пошел прочь, даже не усомнившись, что бедняжка последует за ним.
И она встала и пошла.
Все. Ее история закончена.
Так я подумал тогда. Однако ошибся.
– Теперь ты – настоящий ярл, – с удовлетворением произнес Медвежонок, устраиваясь поудобнее. Поудобнее – это значит с кувшином пива и деревянной доской со всякой рыбно-мясной нарезкой, которую, как мне показалось, ему принесли раза в два быстрее, чем такую же – мне.
– Ты тоже ярл, – сказал я. – Мы же братья. У нас все пополам, кроме женщин.
– Нет! – возразил Медвежонок. – Это вождей может быть несколько, а ярл – он один. Тебе бы следовало знать. А вот как раз о женщинах я и хотел с тобой поговорить.
Я изобразил предельное внимание. Неужели братец положил на кого-то из пленниц свой блудливый… хм… глаз?
Но нет.
– Я соскучился! – заявил Медвежонок. – Я хочу к жене!
– Я тоже.
И что дальше?
– Но ты не мог соскучиться так же сильно, как я! – возразил Медвежонок. – Ты не можешь чувствовать себя таким одиноким. Ведь у тебя есть Заря.
– Зато у тебя – все остальные женщины на дневной переход вокруг.
– Что с того? – удивился мой брат. – Ни одна из них не заменит мне Фрейдис.
Склонен думать: он прав. Фрейдис – уникальная женщина. И оч-чень решительная. И дочь конунга.
А еще у них любовь. Настоящая. Такая, как у меня с Гудрун. Поэтому шутки в сторону.
– Если мы уйдем домой, то потеряем эту землю, – напомнил я, апеллируя к сильнейшему чувству моего брата. К его жадности.
Потому что мне вовсе не хочется уходить отсюда домой, на Сёлунд. Я тоже очень скучаю по Гудрун, но если мы сейчас уйдем… Мы ведь здесь еще и не закрепились толком.
– Не мы уйдем, а я, – внес поправку Медвежонок. – Я уйду. На «Клыке Фреки». И один из кнорров возьму. А тебе останется «Северный Змей», второй драккар, если нам не удастся его продать, и второй кнорр.
– Щедро, – отметил я. – Вот только кого я посажу на румы, когда вы уйдете?
Медвежонку для похода понадобится не меньше дюжины людей для «Северного Змея». Еще полдюжины – на кнорр.
– Так с кем же я останусь?
– Не беспокойся, – ухмыльнулся Медвежонок. – Из наших я возьму только Скиди и Хавура. Им надо.
Понимаю. У Скиди – любимая жена, а Хавуру не терпится показать родне, как он крут. Но с кем тогда пойдет Медвежонок?
– Еще возьму с собой Льотольва, Торнюра и Вилмара, – сообщил Медвежонок. – Шестерых дренгов возьму: Хутина, Вузлеба, Глухаря, Егри, Куци и Ануда. Им на пользу – по настоящей Лебединой Дороге пройти.
– Не маловато ли? – не без иронии поинтересовался я.
– Так мы только до Хальмстада дойдем. А там наберем еще с десяток гребцов. Грести – не сражаться. Дойдем, брат, не тревожься. Я чую удачу!
– А ты не чуешь заодно, что будет, если конунг свеев узнает о наших делах и придет сюда? – проворчал я. – Думаю, тогда ты и те, кого ты забираешь с собой, не стали бы лишними.
Свартхёвди поставил кувшин и поглядел на меня… С сомнением.
«Сам понял, что сказал?» – читалось в его взгляде.
Тут и до меня дошло, что сморозил глупость. Если сюда придет конунг свеев, ни дюжина, ни даже полсотни бойцов погоды не сделают. Нам останется только грузиться на «Змея» и сматываться.
– Это я к тому, что стоит договориться, где ты будешь нас искать, когда вернешься и не найдешь нас здесь, – нашелся я.
Вот так. Сам загнал себя в ловушку. Ну да что теперь… Медвежонок по-любому настоял бы на своем.
– Да уж найду, не сомневайся! – заверил братец и махнул, чтоб принесли еще пива. – Я заберу с собой все стоящее, – заявил он. – Меха, железо, янтарь… Серебра тоже возьму большую часть. На Сёлунде добро сохранней. А вот злата половину тебе оставлю. Надеюсь, ты его не потеряешь, брат!
– Надейся, – ухмыльнулся я. – Это ты о наших долях или обо всех? Что с долями тех, кто остается?
– С Тьёдаром, Стюрмиром и Гуннаром я уже поговорил. Их доли я забираю. Остальные пусть сами решают. Ты ярл, ты с ними и говори.
– Поговорю, – кивнул я, отбирая у Медвежонка кувшин. Это ведь несправедливо, когда младшему пиво приносят раньше, чем старшему. – Гудрун о Заре не говори, не надо.
– Почему? – Свартхёвди от изумления даже не возмутился по поводу изъятия пива.
– Мало ли что она подумает. Не хочу ее огорчать.
– А с чего бы ей огорчаться? – Свартхёвди метнул гневный взгляд в сторону «обслуги», и второй кувшин с пивом тут же оказался в его руке.
– Может подумать, что Заря для меня важнее, чем она. Вдруг Скиди или Хавур начнут болтать о том, как мы с Зарёй…
– Как вы славно в зверя с двумя спинками играете? – ухмыльнулся Медвежонок.
– Вроде того.