Король на горе - Страница 67

Силой и хитростью мы скинули с горы свеев. И королем стал я. Королем на горе. Я мог бы убрать их из игры окончательно, но проявил мягкость.

И они решили попробовать еще раз.

Тем более что сила пребывала, безусловно, с ними, а не с защитниками.

Однако помимо силы были и другие факторы. Например, стойкость. И время. И обороноспособность самой горы.

Хорошую крепость отгрохали свеи. На правильном месте. Дождик тоже пособил, сделав склоны скользкими.

Когда-то качество укрепления играло на руку свеям. Но они не смогли им воспользоваться.

А мои бойцы смогли. Сумели устоять, несмотря на двукратное преимущество противника в количестве и примерно такое же – в уровне личной подготовки участников. Сойдись моя молодежь и свейские ветераны в открытом бою, строй на строй, свеи размазали бы новобранцев за пару минут, если не быстрее. Однако крепкие стены и солидный запас стрел свели преимущество лучшей строевой подготовки к минимуму. Ну да, оборонять такую крепость – милое дело. А вот брать…

Успей свеи взять крепость, неизвестно, как бы все обернулось. Вернее, известно. Большой кровью для нас и неясным прогнозом на будущее. Взять их врасплох, как в прошлый раз, точно не получилось бы.

Но свеи не успели. Гуннар с молодежью сумели продержаться, а когда штурмующие увидели хищную голову «Северного Змея», летящего к острову, то немедленно осознали: королями на горе им нынче не стать.

Отреагировали они правильно: быстренько свернули атаку и попытались ретироваться.

И это им тоже не удалось. Не успели даже от берега отойти. Неудивительно. Мало того что у них было полно раненых, которых (весьма достойный поступок) свеи решили не бросать, так еще и целая толпа «гражданских» на палубе.

По уму, перед штурмом им стоило высадить семьи где-нибудь неподалеку, спрятать в шхерах, в укромном местечке, которое даже с крепостной вышки не просматривается, таких тут хоть отбавляй. Но их новый лидер так спешил занять макушку горки, что сосредоточился исключительно на победе.

И даже сейчас, после тотального разгрома, был настолько уверен в своей правоте, что провал своих реваншистских планов списал не на собственные ошибки и не на мужество защитников, а исключительно на коварство недружественных высших сил.

О чем он и заявил во всеуслышание, стоя передо мной со связанными руками и с гордым не по ситуации видом.

– Я, Ньёрд, сын Фритхофа, заявляю, что не ваша воинская доблесть, а всего лишь хитрость, подобная коварству рыжего Локи, была причиной нашей неудачи. Потому я предлагаю тебе, Ульф Свити, проверить свою настоящую удачу и расположение богов, скрестив со мной клинки!

– Эй, горлопан! Я придумал для тебя прозвище! – насмешливо крикнул Скиди в ответ на спесивое заявление. – Мейнфретр! Так тебя теперь зовут! Когда будешь представляться Хель, не забудь сказать, что это я, Скиди с Сёлунда, первым назвал тебя истинным именем!

Мои хирдманы развеселились. Фритхофсону было предложено попробовать на вкус отходы жизнедеятельности различных животных, совокупиться с тюленихой и барсуком-самцом одновременно и еще десяток развлечений, порожденных фантазией викингов, отточенной в подобных пикировках.

– А если ты откажешься, Ульф Свити, я во всеуслышание назову тебя трусом! – отчаянно завопил пленный, тщась перекричать веселящихся победителей.

Истошный вопль вызвал новый взрыв веселья, и сын Фритхофа стал обладателем еще десятка прозвищ, которые счел бы оскорблением даже затюканный трэль, полагающий потолком карьеры чистку отхожих мест пораженного дизентерией военного лагеря.

– Ты трус, Ульф-хёфдинг! Мое мужество втрое больше твоего! Беру богов в свидетели! Не увидеть мне чертогов Одина, если это не так! – заорал невезучий сын Фритхофа, буравя меня злобным взглядом.

Нарывается. Хочет умереть быстро и в бою. Он сильно рискует. У меня есть все возможности для того, чтобы сделать его смерть максимально неприятной. Но мужик полагает, что риск оправдан. Я ведь уже проявил слабость: отпустил их всех. И сейчас должен поддаться на слабо, как страдающий комплексом неполноценности подросток.

Однако боги – это серьезно. Это последний аргумент проигравшего. По сути, боец сейчас поставил на кон не только свою жизнь, но и посмертие.

Хотя так ли уж велик риск? Если я велю перерезать крикуну глотку и бросить труп в залив, Валхаллы ему тоже не видать.

– Ты, похоже, забыл, Ньёрд, как наш хёвдинг один вошел в дом, полный таких же болтунов, как ты! – напомнил Тьёдар Певец.

– Меня там не было! – возразил Ньёрд.

– Ну да! Ты был среди тех, кто стоял на коленях на палубе, бросив оружие и задрав лапки над головой! – парировал Тьёдар.

– Я не стоял на коленях! – оскорбился Ньёрд. – Меня оглушили…

– Коли он желает проявить мужество, хёвдинг, давай я пущу его вокруг столба! – хищно оскалился Гуннар.

Норег стоял отдельно, в окружении дренгов, варягов и весян, с которыми держал оборону. Держал и выдержал.

– Хёвдинг! Сделай нам такой подарок! – воскликнул Гуннар. – Если этот фретр обойдет его хотя бы дважды, я готов признать, что он воин, а не болтливая баба!

Он неисправим, Гуннар по прозвищу Гагара. И понятно, почему его уже не исправить. По меркам викингов, Гуннар почти старик: в рыжеватой бороде пробивается седина. Время не обходит викингов стороной. В вике один год можно смело считать за три, а то и за четыре, так что обветренная, кирпично-красная шелушащаяся физиономия Гагары густо изрезана морщинами, а глаза…

Впрочем, этот взгляд характерен для большинства тех, кто достаточно долго странствовал по Лебединой Дороге. Перефразируя еще не родившегося философа: не стоит заглядывать в глаза тому, кто слишком долго всматривался в бездну.